Содержание

12.03.10

2.1. Введение

Эти новые мои записки об академике Льве Александровиче Мелентьеве содержат ответ на те вопросы, которые задавались мне в Иркутске в дни празднования столетнего юбилея Л.А. о его родных и близких, о его друзьях и коллегах, об истории семьи и рода Мелентьевых. Расспрашивали меня много и о матери Л.А., фотографии которой с детьми и в старинном боярском костюме запомнились. При этом особый интерес к жизни и судьбе Ксении Павловны проявляли ученые женщины, в большом числе присутствовавшие на совместной сессии ИСЭМ и ИЭИ РАН.

Были и вопросы о том, как сохранились эти документальные свидетельства о жизни нашей семьи на протяжении столетий? Кто сберег память о далеком и недавнем прошлом, когда «опытные» люди жили в соответствии с приказом забыть прошедшее и в большинстве своем молчали, стараясь избавиться от «лишних и ненужных» знаний. Когда приходилось опасаться преследований за «прошлое», по каким–то причинам, порой неясным и самим властям, не соответствовавшее канонам коммунистической морали.

Результаты этой деятельности известны – забыты традиции. И нынче мало уже, кто может вспомнить предков дальше дедов и прадедов, а кладбища по всей территории бывшего СССР стыдно показывать чужим «заезжим» людям.

Биографии больших людей, многое свершивших в жизни, обычно малоинтересны и скучны. Знаю это по опыту совместной работы с Екатериной Александровной Мелентьевой, женой Л.А., писавшей о великих художниках и больших ученых эпохи Возрождения. Ситуация типична – все, кто оставался в истории науки и искусства, прежде всего известны своим титаническим трудом, работой на износ.

Личная жизнь «замечательных», по определению Горького, людей обычно не бывала яркой. Им было некогда, да и просто жаль на это тратить время! Поэтому зачастую до конца дней своих они оставались одинокими, либо их подстерегало множество ошибок. Жили своей внутренней жизнью, и обыкновенным людям казались закрытыми и непонятными. Так что и свидетельства современников о них, даже самых внимательных и наблюдательных, скудны и мало впечатляющи. Человек много работал, а больше и вспомнить, вроде бы, нечего. Читайте его научные трактаты, сочинения, смотрите его картины – он весь в них.

Однако в сохранении памяти о выдающихся ученых есть и еще одна особая своя специфика. Достижения мировой науки настолько велики и прибавляются так быстро, что «значение больших людей науки определяется не только тем, что они оставили после себя, но гораздо больше тем, к чему они побуждали современников, а через них – и последующие поколения ученых»!

Со справедливостью этого замечания, высказанного еще в первой половине Х1Х века выдающимся немецким ученым ботаником Антоном де Бари, у которого учился прадед Льва Александровича – академик Императорской академии наук Михаил Степанович Воронин, и его пригодностью и для нынешних времен согласятся, думаю, многие.

Академик Лев Александрович Мелентьев был ярким интересным человеком, много сделавшим для нашей страны и отечественной науки. Но и его жизнь не стала исключением – главным и для него была работа. В дни юбилея все в один голос вспоминали о нем, как о великом труженике. И я, насколько помню, – постоянная планомерная работа с минимальным отвлечением на отдых. Вижу, как сейчас, его мансарду – голубятню на Греческом 12. Не квартира уважаемого ленинградского профессора, а скромное жилище парижского студента с окном, глядящим в небо, и самодельным топчаном софой для сна, располагающейся в углублении под внешней наклонной чердачною стеною! Вспоминаю, как много и целеустремленно он трудился за своим огромным, как футбольное поле, письменным столом, доставшимся ему в наследство от отца, которому, в свою очередь, он перешел от знаменитого нашего предка академика М.С. Воронина. До поздней ночи работал Л.А и в своей новой – первой в его жизни отдельной квартире на улице Фрунзе 23, где, наконец-то, заимел и собственный рабочий кабинет.

Л.А. не был закрыт, но и не слишком открывался людям. Писем писал мало. И были это даже не письма, а скорей информационного плана короткие записки–памятки для родных, или более пространные «служебные послания», связанные с его работой. Большую их часть Вера Ивановна Мелентьева сохранила и передала в архив АН СССР. Я свою переписку сберегал всю жизнь, но от Л.А. у меня осталось не более 10-12 его посланий. И моему отцу, и Ирине Александровне, младшей их сестре, писал он также редко и тоже предельно кратко. Это, конечно, и от занятости, но и от воспитания, полученного им в ленинградской «Реформирте-шуле», о которой рассказ мой будет впереди. Да, и время было не для писем: революция, коммунистический эксперимент, террор 1930-х годов, «ленинградское дело» конца 1940–х годов. Что характерно, Л.А., как и многие другие люди «сталинского» поколения, не отмечали чисел на своих письмах в предвосхищении вполне возможных «будущих» вопросов следователя.

Но в биографии Л.А. есть и совершенно уникальная особенность. Он принадлежал к семье, вклад которой в российскую историю весом и значим. Взять только Х1Х–й век. Среди людей, родных ему по крови – государственные деятели, военные – хранители, защитники отечества, люди науки и искусства, инженеры, предприниматели и меценаты! Были среди них и революционеры-идеалисты, мечтавшие дать новый свежий импульс в развитии России!

Результаты упорной и напряженной работы выдающихся представителей рода Мелентьевых во славу нашей родины известны и могут быть прослежены документально вглубь веков. На их примерах может быть изучена история России и выстроена энциклопедия русской российской жизни на протяжении почти тысячелетия. Так что академик Лев Александрович Мелентьев оказывается своего рода звеном в длинной череде знаменитых предков – его предшественников по обустройству и укреплению могущества России.

Л.А. с детства был приучен к активной жизненной позиции, направленной на созидание и творчество. Инженерной – в высоком изначальном значении слова! Напомню, инженер, в переводе с французского, означает «человек изобретательный». Воспитывавшийся в условиях, когда в советском «пролетарском государстве» инженер считался чуждым элементом – «попутчиком» рабочих и крестьян, Л.А. сумел стать не просто изобретательным, но и настоящим русским интеллигентом с государственным мышлением, выдающимся ученым, украшателем своей советской социалистической страны. Употребляю эти слова без столь нередкой ныне иронии и оскорбительного «ёрничества», навязываемого той, на самом деле во многом великой эпохе в истории России некоторыми безответственными моими согражданами.

Он был из поколения победителей – пионеров, тех, кто создавал Сибирское отделение АН СССР. Став первым Председателем Президиума Восточносибирского филиала СО АН СССР, он возглавил строительство на левом пустынном берегу Ангары Академгородка и «своего» института, работавшего под его идеи. Он стал основоположником собственной школы в энергетической науке, учителем и воспитателем множества учеников, последователей – от времени работы в «Ленэнерго», ЛПИ и ЛИЭИ, вплоть до периода вершин его активной научной деятельности в Москве и на востоке нашей великой родины в Сибири.

Я долго размышлял, как подавать все эти материалы, как соединить в едином целом ответы на столь разнообразные вопросы, лежащие, так скажем, в разных информационных плоскостях. И как найти те краски, которые смогли бы дать людям, знавшим Л.А., новое знание о нем? Как сделать, чтобы молодые сотрудники института, носящего его имя, с ним лично не встречавшиеся, могли узнать его, как человека нравственного с высокими понятиями о долге и горячо любившего свою страну? Как сделать так, чтобы молодой ученый, работающий сейчас в Сибири, смог почувствовать то время, в котором жил Л.А., и ощутить ту обстановку, те чувства и настроения обыкновенных и не очень обыкновенных – «простых» людей.

Говорят: «Скажи мне, кто твой друг»! Отталкиваясь от этого посыла, я решил подать известные мне факты из биографии Л.А. через жизни дорогих ему людей, оказавшихся в предельных ситуациях. Для поколения Л.А. временем неимоверных тяжелейших испытаний стала Великая Отечественная война 1941-45 гг., когда народ наш проходил проверку на состоятельность и прочность.

И это знаменательно, что книга об Л.А. выходит в канун 65-й годовщины Дня победы, уже, наверное, последней «круглой даты» для тех, кто знает и помнит военные события не по кинофильмам, а, что называется, вживую. Ужасно только и оскорбительно для памяти о миллионах погибших русских людей, что эту годовщину мы отмечаем в условиях, когда России приходится чуть ли не оправдываться за взятие Берлина и за победу над фашизмом, свершенную почти что в одиночку.

Напомню и о приближении другой, не менее значимой и важной юбилейной даты. Скоро мы отметим 200-летие войны 1812 года, события которой по драматизму созвучны Великой Отечественной войне. Напомню, что в той войне, на самом деле, не такой от нас далекой, отличились предки Л.А., и о некоторых из них мы непременно вспомним.

Две этих даты не формальны для нас, живущих здесь в России, как и для тех, кто, по каким–либо причинам оказался за ее пределами.

Война и ленинградская блокада «прошлись» по жизни всех и каждого в семье Мелентьевых. Передо мной короткая, спокойная, на первый взгляд, без знаков восклицания, открытка с поздравлением, полученная мной от матери за год до ее смерти и через 27 лет после бобруйского сражения и кровавой мясорубки в Быхове 22 июня 1941 года, о которой речь тоже впереди: «Дорогой сын. Желаю тебе и твоим сыновьям никогда не переживать войны, чтобы и во сне не снилось вам это страшное время. 9 мая 1988 года». Вчитайтесь в эти строки, наполненные взрывным сердечным криком Матери и многолетней памятью и о 41-м, и о 45-м годе!

Я обращаюсь к событиям минувшей той войны, чтобы через их призму, через описания военных судеб людей, которых Лев Александрович любил, ценил, о которых тревожился и всегда помнил, показать масштаб его неординарной личности.

Большой был человек Лев Александрович, и я его любил. И он любил меня и открывался мне. Но, как было найти предел для откровений собственных? В этом помогли мне несколько страниц воспоминаний Натальи Львовны Стариковой, дочери Л.А., о раннем ее детстве, юности, о непростых взаимоотношениях с отцом.

Повторяю – писать записки об Л.А. было непросто. Постоянно всплывали в памяти его предельно жесткие суровые слова, о которых вспоминает и двоюродная моя сестра Наташа: «Близость людей отнюдь не определяется родством. Чужие могут быть близкими, а родственники могут ими и не быть. Дружественные отношения определяются душевной близостью!».

---

<-- К другим публикациям     |     Содержание     |      Следующая страница -->